Из бабушкиных слов о войне

Осень. Холодно. Моя мама возвращалась назад из деревни, в партизанский отряд, тут за ней начали гнаться полицаи, она, увидев болото, нырнула в него, и сидела в воде по горло под кустом. До самой темноты стреляли по болоту. Партизаны нашли маму, она двух слов не могла связать, отогревали спиртом. Так она осталась жива.

Когда только оккупировали деревню, из нашего дома, он был самый большой в деревни, сделали штаб, моих родителей, братьев и сестер, в том числе и меня, выгнали. Мы жили в сарае, вместе с коровой, а к зиме перебрались в погреб. Папа сделал печку в погребе, лежанки, тюфяки из соломы так вот и жили. Но со временем нам пришлось и это бросить. Один офицер предупредил нас, и сказал уходить, а то нас расстреляют, и мы ушли в лес к партизанам, жили в партизанском отряде, пока нашу деревню не освободили.

До освобождения деревни, в нашем саду закопали танк, с него немцы делали обстрел.

Медсёстры везли раненых с фронта, поезд разбомбили. Выжившие пробирались кто как мог, главное было добраться до землянок, там их выхаживали, отпаивали.

Из еды были только картошка и тыква, потому что все посевы сожгли. В ручную мололи отруби, сушили лебеду. Летом грибы собирали, сушили, супы варили. Репу садили, парили ее.

Пшеницу и овес сеяли маленькими участками, пахали на себе, две — три женщины запрягали в плуг и вперед. Все делалось вручную: жали серпом, делали снопы, сушили и сносили в гумно (огороженный участок земли), а там обмолачивали снопы цепями, затем веяли.

Мылись в деревянных кадках (бочках), тело и волосы мыли золой, яйцом, сывороткой.

В октябре 1941 года, моя тетя и старшая сестра ушли из дому как беженцы, прятались в лесу. На руках у них была новорожденная девочка. Когда она писалась, пеленки было негде сушить, то они мокрые пеленки ложили себе за пазуху, к груди, так сушили. Потом начали жить во времянке, не купали, просто протирали, обтирали ребенка гусиным жиром.