Я уже сама свекровь, но три года ,проведенные в одном доме с матерью мужа , дали мне надежный урок , который я хорошо усвоила .
Молоденькой студенткой педвуза я вышла замуж по крышесносной любви и молодой муж Геннадий привел меня к себе в одну из трех комнат в квартире, где жил со своей мамой, Александрой Ивановной. Брат Лёня на то время служил в армии. Встречена я была без восторга , так как свекрови хотелось видеть сына в зятьях .
Была уже присмотрена невеста, хромая девушка, но зато со своим домом. Не вышло, привел сынок к себе домой робкую деревенскую девочку, которая боялась шагу ступить, чтобы не вызвать недовольство свекрови. Мой муж был нежеланным ребенком и воспитывала его бабушка по матери, а отца он не знал. Но всё же Александре Ивановне пришлось вернувшегося из армии сына поселить у себя. Вскоре, оставив тесную однокомнатную квартирку, а в ней-верно спивающегося бывшего мужа, отчима Геннадия, свекровь с двумя сыновьями въехала в новую просторную трёхкомнатную квартиру.
Её на работе ценили. Свекровь родила Генку в послевоенные годы в « девках», но, чтобы читатель не заблуждался относительно её морального облика, отмечу, что она не была девицей легкого поведения. Так случилось, оставил её непорядочный жених беременной, не готов ещё был к семейной жизни, а была свекровь грамотной и собой хороша. Опять же, куда она одна с младенцем, это только в фильмах матери- одиночки успешно делают карьеру , поэтому трехмесячный мальчик был оставлен бабушке .Но участия в его жизни мать уже не принимала. Вскоре она вышла замуж, родила сына Лёню ,а старшего только однажды взяла погостить в город, но пьющий отчим устроил скандал-больше у матери Гена не был. Детскую обиду подогревал подловатый с детства Лёня, его тоже на время, летом ,привозили в деревню, там он хвастался, мать получала два подарка к Новому Году и оба съедал он один. Вырос упитанным. Бедный его брат Гена, лишенный родительской любви, жил в приземистой хате под соломенной крышей в холоде и голоде, только изредка видел жалкий кулек липких подушечек , но зато любовью бабушка его не обделяла .
Без родительской поддержки Гена не смог получить образование – сразу пошел работать после школы, потом- в армию. Учился уже позже ,заочно. Лёню же мама любила, а как же иначе-сын ведь, регулярно слала в армию посылки, Генке же только один раз прислала десять рублей.
Мои лучшие женские годы медленно впитывали яд ненависти, я надежно зарабатывала невроз. Александра Ивановна, ожидая Лёниного возвращения из армии, целеустремленно выживала нас из квартиры. Генка меня в обиду не давал, но свекровь в его присутствии меня и не задевала. А вот когда его не было дома, тут она давала волю словам: злым, обидным для меня, оскорбительным. Маму мою, приезжавшую из деревни, не пускала на порог, приютила её соседка, этажом ниже, а виделись мы днем на улице. Я мужу не жаловалась-избегала скандала, но уходила в выходные дни из дома, сидела в кино, заходила в музеи, ведь свекровь была дома, а это значит опять унижения и оскорбления. Заглядывала в чужие окна и страстно мечтала о своем уголке, пусть маленьком, тесном, но своём, где не было бы обид и я не жалась бы по углам, спасаясь от злобы. Но Гена, придя с работы, хотел есть, а я, даже если и была дома, не могла выйти без него на кухню и что-то приготовить, сидела, закрывшись в комнате.
Умерла бабушка, которую Гена называл матерью. Поразило следующее: Александра Ивановна, собираясь на похороны матери, напевала, как обычно она всегда делала, Гена плакал.
Во мне зародилась новая жизнь, но я, полуголодная, уставшая после занятий, по сугробам в исключительно многоснежную и холодную зиму того года ходила вдоль домов и спрашивала прохожих о квартире внаем. Моя беременная невестка утром получала стакан свежевыжатого сока, а мне свекровь запретила пользоваться стиральной машиной. Жизнь моя превратилась в ад, когда Лёня вернулся из армии и мама, одержимая идеей женить его как можно скорее, чтобы выгнать ненавистную семью старшего сына, меня просто изводила придирками, оскорбляла моих родителей, чтобы было ещё больнее.
Телевизор стоял в нашей комнате и Александра Ивановна смотрела обязательный фильм после программы «Время» допоздна, а мне так хотелось спать ,вставала я рано ,к восьми часам нужно быть в институте. Это была просто изощренная пытка недосыпанием.
Родился холодным вьюжным февралем сын. На руках бабушки он ни разу не был, только утром, со вздохом она отмечала: «Опять плакал!»
Но всё когда-либо кончается, съехали мы в трехкомнатную квартиру в доме неподалеку, заняли одну комнату, жили, так сказать, с подселением, бытовало тогда, в семидесятые, такое выражение. Сыну было две недели. Пустяк, что три хозяйки на маленькой кухне, я обладала такими же правами, как и все- меня не унижали, не заглядывали в кастрюли, раздраженно хлопая крышками. Бабушка не пришла ни разу, а жили недалеко друг от друга, в десяти минутах неспешной ходьбы. Я тогда и не понимала, что это противоречит женской сути -первый внук не вызвал у свекрови родственных чувств. Поняла только, став сама бабушкой. Ночью вставала, оберегая покой невестки, хотя работала и работаю по сей день ради внука, но взяв в руки пищащий комочек, чувствовала в груди сладостно-щемящее ,непередаваемое словами чувство любви и нежности к этому родному существу.
А что же Лёня, оставшийся с мамой в просторной квартире? Прежде всего спустил в подъезд наш мебельный гарнитур-моё приданное. Мы сняли меблированную комнату и свою мебель просто некуда было поместить. Затем женился на разбитной, как вскоре оказалось ,пьющей, старше себя лет на пять, женщине. Я не общалась с ними, меня по-прежнему не привечали в доме свекрови, но Гена виделся с братцем, бывал у них. В новообразованной семье теперь случались даже драки, «младшая» невестка не желала уступать маме ни в чём, знала свои права- но разнимать их приезжала милиция. Лёня ещё раз сделал нам «доброе» дело, отобрал очередь в жилищный кооператив, куда раньше его подал заявление старший брат. Но у Лёни было уже двое детей, неоспоримое преимущество, поэтому нашей семье отказали, вычеркнули из списка, а его семью поставили в очередь .Александра Ивановна испугалась нашего возвращения .Знала бы только она ,что я ни за какие коврижки не стала бы с ней жить .Развелась бы с мужем, если бы он возражал, уехала бы в деревню к своим родителям, но к ней в квартиру никогда не вернулась бы. Но мама этого не знала и уговорила Лёню отказаться от «нашей» квартиры и очередь вернулась к нам, однако Лёня взял за это определенную сумму, а как же, родня родней, а уступку нужно оплатить.
Мы въехали , наконец, в свой дом, первичный взнос внесли мои родители, Лёнина жена, Валя, кстати, не работавшая после рождения детей ни дня, тоже въехала, но в тюрьму, за кражу. Стали в те годы появляться магазины-самообслуживания и бутылку шампанского Валя прихватывала не раз. Пили вместе с Лёней, правда, посадили её за более серьезную кражу.
Внуки Александры Ивановны остались на её руках-но она не роптала- ведь от любимого сына рождены. Нашего сына она знать не хотела, впрочем, он её и не воспринимал, как бабушку. Называл по имени-отчеству, со словом «бабушка» она не ассоциировала.
Дряхлела, стала вызывать «неотложки», часто по ночам стучала к сыну в комнату, чем он был крайне недоволен. Недовольство выражал гневно, внуки его поддерживали, бабушке не место в квартире, молодым нужно устраивать личную жизнь, а тут старуха цепляется за жизнь, спать не дает. Лёня появился у нас: надо взять маму к себе, он устал от неё, пора и старшему отдать сыновий « долг», как любят сейчас писать в соцсетях. Я отказалась обсуждать этот вопрос ,Гена без восторга, но согласился . «Хорошо- тогда сказала я-но наш сын скоро женится, в зятья я его не отдам. Лучшее место в квартире-ему с женой, бабушке-что останется, уж не обессудьте » Вот такой неблагодарной я оказалась. Конечно, одна из комнат была бы её. Но мама не захотела к нам на таких условиях и попросилась к младшей сестре в деревню. Знать бы ей, что сын мой вырос порядочным человеком, её-тоже, а я из наивной девочки не переросла в мстительную фурию. В деревню её взяли, но с мебелью, частью пенсии. Чистоплотная, привыкшая к удобствам, медицинской помощи, Александра Ивановна страдала. В просторной избе было зимой холодно, дуло из-под двери, она украдкой она подбрасывала поленья в печку, мерзла. Любимые внуки её навещали, а как же , в определенные числа ежемесячно. Деревенские племянники, завидя в окно гостей, спешащих увидеть бабушку, объявляли родителям: «Инкассаторы приехали». Иногда приезжал Лёня, вальяжный, хамоватый , но мама радовалась: «Сынок приехал!»
Семь лет жила моя свекровь в изгнании, внуки наезжали каждый месяц, бабушка ведь, родной человек, при этом исправно увозя домой положенную им часть пенсии, к работе они не стремились. Мама их вернулась из мест не столь отдаленных, но папа её не принял. Ворованное шампанское любил попивать, а ответ держала жена, ему бы остановить её порочную тягу к воровству, да куда там, но за порог он её, мать своих детей, больше не пустил.
В восемьдесят два года Александра Ивановна скончалась, лишенная медицинской помощи, хороших бытовых условий, да просто элементарного ухода, в котором нуждается пожилой человек. А материнская любовь ущербна, если она избирательна, любят всех детей одинаково. Невестку, как дочь, любить невозможно, но относиться к ней порядочно, свекровь просто обязана и воздастся ей за это.
