Удочеренная американцами девочка из России решила вернуться на Родину после совершеннолетия

Истории из жизни

– Джон, я уезжаю в Россию, – сказала Саманта дремавшему в rocking chair приемному отцу, восьмидесятилетнему Джону Хейзу.

– Саманта, что ты сказала про Россию? – переспросил Джон, очнувшись от дремоты.

– Я уезжаю в Россию.

– В Россию? – в голосе Джона промелькнуло смятение. – Ты едешь на родину? Наверное, я сделал бы то же самое, если бы моей родиной не был Кентукки. Но ты вернешься?

– Я пока не знаю. Ты не волнуйся. Я обо всем договорилась с мисс Уильямс. Она будет тебя навещать.

– Мисс Уильямс, – произнес Хейз. – Мисс Уильямс никогда не заменит мне покойную мисс Анни Хейз и тебя Саманта. Я буду ждать.

*    *    *

Из Шереметьева она добралась на такси до Казанского вокзала и через два часа была в поезде. Тетка Рая через сутки ждала её на перроне. Тетя была как на фотографиях в интернете — улыбающейся, розовощекой.

Родина встретила Саманту высоким православным крестом у дороги и деревянным «билбордом»: «Добро пожаловать на родину полного кавалера ордена Славы Ильчева И. Н.». У магазина автобус остановился. Приехали.

– Ты чего-нибудь помнишь здесь? – спросила тетка.

– Да, — ответила Саманта. – Помню много коров, трактора и машины, большой дом.

– Ну, вспомнила, – усмехнулась Рая. – Нет уже ничего! Как в песне поется: «Россия – березовый край и родники. Останутся скоро в селе лишь старики». Вон гляди, все дома заколоченные. И большой дом по кирпичикам разобрали. Нет школы-то …

Они пришли. Бабушкин дом был всё такой, каким его запомнила двадцать лет назад пятилетняя Саманта, только крышу покрасили свежей коричневой краской. Школы напротив не было – на её месте росли крапива и чертополох.

*    *    *

– Туалет во дворе, теперь со стульчаком, душа нет. Подмыться захочешь – воды принесем, согреем. Газ в баллоне еще есть. Сегодня баню протоплю. Скоро муж Николай придет – познакомишься, – докладывала тетка.

После бани сидели за столом. Ужинали.

– Теперь как тебя величать-то, племянница? – спросила тетка, разрумянившись еще больше после бани и выпитого. – Саманта или Тамара?

– Зовите Самантой, от Тамары я уже отвыкла, – ответила американская родственница.

– Самантой – тоже хорошо, – согласилась Рая и продолжила. – Вот интересуешься, зачем тебя в детдом отдали. А кто нас спрашивал? Мамка твоя как умерла, они и приехали. Стали тебя забирать. Бабушка с детства глухонемая, а я несовершеннолетняя, семнадцать мне было. Отца твоего никто не знал. Галя матерью-одиночкой была. Вот и забрали. Потом в Америку отдали. Кто нас спросил?

Саманта слушала и молчала. Она помнила, как хоронили маму, как забрали её в детдом. Потом впервые увидела Джона и Анни.

– А и так сказать, – продолжала Рая. – Хорошо, что в Америке оказалась. Вон какую хорошую воспитали. И операцию на глазу сделали – теперь не косишь. И язык свой не дали забыть. Деньги имеются, своя парикмахерская. А тут кем была бы? Вот моя Настя учится, а куда работать пойдет – не знает.

*    *    *

Утром ходили на кладбище. Навестили могилы родных. Вернулись в дом. Саманта прилегла на диване в горнице, заснула. Через час проснулась. За перегородкой в задней избе слышался какой-то приглушенный спор Раи и Николая.

– Ты сразу проси у неё тысяч сто, – говорил Николай. – Потом хрен даст.

– Я что тебе, ненормальная, – отвечала Раиса. – Пусть поживет. Исподволь как-нибудь попрошу, не сразу. Разжалобить надо её, а уж потом просить.

*    *    *

– Рая, – позвала Саманта.

Спор за перегородкой смолк.

– Да, Самантушка. Что, милая? – откликнулась Рая. – Что ты хотела?

– Сюда такси можно вызвать?

– Можно. Но дорого очень. А ты куда? В город хочешь съездить?

– Нет, – ответила племянница. – В Кентукки. Домой.

Около такси Саманта обняла тетку. Протянула конверт. Села в машину, захлопнула дверцу.

– Сколько там? – не терпелось Николаю.

Раиса растопырила пальцами конверт, пересчитала деньги, беззвучно шевеля толстыми губами, ответила:

– Пятнадцать по сто долларов.

– Хорошо. На наши деньги – почти сто тысяч, – произнес Николай, перемножив в уме курс доллара на количество купюр.

*    *    *

Джон Хейз дремал в rocking chair, когда она вошла в дом.

– Johnny, – позвала Саманта. – Dad, you sleep?

Она не часто называла его папой, но в этот раз назвала.

– Я не сплю, дочка, я жду тебя, – зашевелился Джон Хейз в своем кресле. – А ты уже приехала … Я, старый Джон, проворонил тебя.

Глаза его наполнились скупыми слезами. По щекам дочери тоже текли слезы.

Оцените статью
Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.

  1. Ида

    Удивительно тупая и однобокая история. Надеюсь, что это графоманские закидоны, а не документальный факт, которые на самом деле более трагичны и удивительны. А это история как-будто из иеговских прокломаций.

    Ответить
  2. Вадим

    Трогательная история.

    Ответить
Adblock
detector