То что ребята из моей команды пили как кони, я конечно же знал, успел посидеть с ними в ресторане, по барах. Но мне казалось, что флот, пусть даже и рыболовный, далек от пьянства. На берегу, это на берегу, расслабляются люди после тяжелой работы, затворничества, а в море сплошная трезвость.
Пока снимались с якоря, пока буксир тащил нас в залив, все бегали как пчелки, работы на всех хватало, там не побухаешь. Но вот показались просторы Баренцева моря, корабль уверенно взял курс на район промысла, матросы разбрелись по каютам и пошло-поехало. Сперва пили запасы, которые занесли с собой на корабль, но их обычно хватало на одну попойку.
Протрезвев брали в оборот боцмана, он отвечал за магазин на корабле. Расчет там производился на безналичной основе, боцман записывал в тетрадь, а по приходу снимали с зарплаты. Товар там всегда был отменный, брали же на складе и обычно дефицит-сигареты, коих тогда днем с огнем на прилавках не сыскать было, одноразовые станки, кои вообще наши граждане только увидели, растворимое кофе, трусы, носки, даже махровые халаты и спортивные костюмы.
Ну и конечно брали одеколон. Ящиков 10 обыкновенного, ,,Тройного,, и несколько по дороже, ,,О-Жен,, ,,Тет-а тет,,.., были такие знаменитые марки, кто помнит. Сперва выпивали эти 10 ящиков, а потом и оставшийся французский. Когда и эти запасы были уничтожены, принимались за радиста. Дело в том, что радисту выдавали в рейс несколько литров чистого спирта, детали промывать как он говорил. Проблема заключалась в том, что наш радист дружил с капитаном, даже каюты их рядышком находились, а они тоже люди и тоже пили. У капитана хранился неприкосновенный запас в виде коньяка, виски.., для официальных делегаций, но какие у нас делегации, кроме рыб да чаек, вот они и уничтожали, а похмелялись спиртом. Радист был добрым малым, делил и нам немного, но на этом попойки заканчивались и начинались трудовые будни. Дня через два…
Заступил я на мостик сразу, как только мы взяли курс на район промысла. Сперва страх сковывал все мои движения, шутка ли, штурвал-маленькое колесико, да руль в машине легче крутить. Штурман даже обалдел когда услышал о моих навыках, точнее об отсутствии таковых, но капитан его быстро вразумил и начал меня учить. Первый поворот судна я произвел так дерзко, что капитан в своей каюте вывалился с койки. Расстроенный, он прибежал на мостик, начал было матом крыть, но увидев меня, а может вспомнил об обещании тестя, не устроить его дворником, замолк и принялся отчитывать штурмана?
-А ты какого хрена тут делаешь? Учи! Подсказывай!-и гордо удалился бухать с радистом.
Когда пришел черед меняться, никто на мостик не поднялся. Штурман сбегал в каюту, где обычно собирались матросы и не застав ни одного вменяемого, вернулся. Пришлось мне еще четыре часа стоять на вахте. Потом еще четыре, живых на корабле не наблюдалось. Только на четвертом дежурстве, когда мы уже засыпали от усталости, штурман приволок какого-то сонного матроса, в спортивных штанах и тапочках на босу ногу.
-Одежду не нашел свою,-пояснил он.
Этот хоть разговаривать мог, более-менее на ногах стоял, другие и вовсе пребывали в бессознательном состоянии. Каждый раз, в результате этих попоек, нам приходилось сутки или даже двое крутиться в районе промысла с сухими сетями. Только на вторые сутки на мостике показался капитан, по форме, но с болезненными глазами и обязательно каждый раз с громкоговорителем в руках, внутрисудовая связь давно не работала. Орал он так, что даже черти в аду начинали креститься! Но его слушали и уже через час закипала работа.
