Известный филантроп некто N, живущий в Париже, польский князь потерял десять лет тому назад свою жену и с тех пор ушёл в себя, жил замкнуто и забыл и думать о светских бездельниках, которые навязывались ему в друзья. Никаких обедов он не устраивал, а потому все называли его скупцом. Узнав об этом он вдруг решился устроить у себя обед и пригласил в свой роскошный дворец 50 гостей. Приглашённые, попавши в столовую, не могли прийти в себя от изумления: комната была погружена в полутемноту, электрические лампочки затянуты чёрным газом, а против подковообразного стола, перед стеной, в виде ширмы был натянут белый шёлк.
Гостям подали устрицы, и в тот же момент на шёлковом экране появилась великолепно освещённая живая фотография, представлявшая голые и угрюмые берега Бретани. Многочисленные рыбачки ползали по скалам и старались содрать с них устрицы. Страшный вихрь ревел над скалами и грозил каждую минуту бросить женщин в море.
Одна из декольтированных дам поежилась, т.к. ощутила как зябнут эти несчастные женщины. С лёгким содроганием гости глотали устрицы и находили, что они не так уж вкусны. Подали суп – великолепный суп с саго. Кинематограф в тот же момент показал озарённую жарким солнцем тропическую страну. Сотни негров, одетых только в полотняный передник, рубили пальмовые деревья и вынимали их сердцевину, из которой приготовляется саго. – «Жалкие существа! – заметила другая дама, — им невероятно жарко!»
Когда была подана рыба, на экране заволновалось бурное море, и утлый челнок рыбаков качался, как соломинка, на пенистых гребнях волн. – «Утонут бедные люди» — вскричал один из гостей, привскочив на месте.
Следующая картина кинематографа перенесла зрителей в бургундские виноградники. Рабочие грузли в глубоком иле, мокрый туман покрывал всю окрестность, картина была мрачна и уныла, и гости содрогнулись.
Подали филе – на экране бойня и убой быков. У гостей князя пропало всякое расположение к еде, и они надеялись хоть на следующие более весёлые картины. Они ошиблись. Картины становились всё мрачнее и мрачнее, и, наконец, на экране появилась женщина в страшных лохмотьях.
Она сначала была крошечной, но затем всё росла и росла. Беззубый рот и поддёрнутое тёмной синевой лицо было искажено горьким смехом, а скелетообразные руки протягивались к уставленному яствами столу. Это была сама нужда, издевавшаяся над знатными и избалованными господами…
Все вздохнули легче, когда князь подал руку своей даме и тем дал знак перейти в салон, где был приготовлен кофе.
