Война в моей жизни сохранилась памятью родителей, рассказами мамы, узнавшей весь её ужас четырнадцатилетней девчонкой .Восемнадцатилетний отец встретил войну в первые её часы на границе с Восточной Пруссией, успев отслужить в приграничной части десять дней. Но об этом я расскажу отдельно, а вот маме, особенно, в преклонные её годы, избирательная память услужливо подсказывала всё новые и новые эпизоды её трудной юности- голод, холод, страх –всё это не оставляло её, отодвинув в сторону вполне благополучную дальнейшую жизнь.
Начало лета, немцы расквартировались в чистеньком, беленом домишке под соломенной крышей, бабушка с детьми ушла жить в сарай. Да разве в этом дело, стояло лето, а вот танки прикатали весь огород, посаженный с надеждой продержаться зиму. Впереди ждал голод, как вдруг оккупанты снимаются с места, было 8 июля, мама хорошо запомнила эту дату, в этот же день наскребли остатки картофеля и засеяли огород вновь- урожай убрали в октябре.
А до этого –трава, молодая крапива, ягоды, грибы, но была ещё корова Зорька-так и выжили. А это новый эпизод горя-тётушка Неонила с подружкой,10-летние патриотки, сорвали со стены клуба немецкую листовку, немец увидел, поставил их у стены и пригрозил-шаг в сторону-стреляю. Была зима, одежонка на девочках ветхая, смерть им и так грозила от переохлаждения- бабушка в ногах валялась у немца, вымаливала прощение.
Ещё один случай, затронувший детские сердца, о нем маме рассказали младшие сестры, мама уже работала наравне со взрослыми, а младшие ещё имели какую-то свободу. Задержали нашего солдата, совсем ещё мальчишку, привели, дали в руки лопату копать себе могилу. Рядом топтался немец, работа шла медленно, за огородом-целинная земля. Одна из девочек захлюпала носом, её толкнули, замолчи, мол, а немец, выкурив сигарету, вдруг сбросил винтовку и присел рядом, по нужде. Здесь надо добавить, что немцы не стеснялись отправлять естественные потребности на виду у всех, что сильно шокировало местных.
Неожиданно, солдат, выпрямившись, метнул лопату в присевшего немца, угодил в него и тот свалился, запутавшись в штанах. Терять ему было нечего, а тут такой шанс! И ведь спасся, по густым зарослям молодого вишенника он нырнул в соседский двор, а ребятишки бросились врассыпную. Немец не стал объявлять погоню, не в его пользу случай, а притопал к бабушке во двор и подозвал съежившихся от страха детей: « …vergraben, schnell…», ребятишки поняли и мигом метнулись за лопатами, с радостью засыпав несостоявшуюся могилку. А солдатика спрятала, как позже призналась, старушка-соседка, в сундук с горбатой крышкой, прикрыв сверху холстами, а сама пошла на разведку.
Трудно было, голод, холод, опасность поджидала везде. Но так жили не все. Была в их деревне семья, с польскими корнями. Грамотные были, отец, Стефан, работал счетоводом в какой-то артели в райцентре, дочь -барышня росла под присмотром никогда не работавшей в колхозе мачехи, крестьяне её звали Салтычихой , за крутой нрав. Дочь, Зосия, но односельчане её звали Зоей, училась до войны в Курске, в медицинском институте. Когда началась война, Зоя вернулась из Курска, учеба в институте прервалась на втором курсе .Девушка была статная, хороша и лицом, решив, что наступили, скорее всего, необратимые времена, заботясь о своей судьбе, Зоя поспешила предложить свои услуги в немецкой комендатуре в качестве переводчицы.
В шелковом платье, красиво причесанная по моде тех лет, волнистые каштановые волосы по плечам –Зоя красовалась в автомобиле с немецкими офицерами. Хотя, как я понимаю, мы, закончившие разные ВУЗы, на третьем курсе сдавшие госэкзамены по иностранному языку, вряд ли могли сразу использовать свои знания для перевода. Однажды вечером подъехала она с группой военных к хате моей бабушки, через какое-то время зазвенела посуда, запел низкий женский голос- завели граммофон. Тётки мои с подружками подобрались к окну, взгляд их приковал, конечно, стол.
Бедные мои тети, мама , что вы видели, кроме изнурительного, недетского труда, что вы ели слаще картошки? Оторвали, наконец, взгляд от блестящих оберток, банок и баночек и с изумлением увидели- роскошную Зосию вел в каком-то медленном танце немецкий поджарый офицер .Красиво изгибаясь в узкой талии, Зоя выполняла в танце невиданные деревенскими девчонками движения. Конечно, это было танго, неведомое деревне, не те привычные пляски с припевками и выбиванием ногами дроби, а красивый, полный благородных движений танец.
У Зои был ухажер, молодой офицер, блондинистый, светлоглазый, но случилось восьмое июля, как я указывала выше, немцы спешно собрались и уехали, правда ,остановились недалеко, в соседней деревушке, Ачкасово. Не знаю, испытывала ли страдания Зоя, в услугах переводчицы нужда почему-то отпала, но вот, подушку, которую она уступила своему Гансу, чтобы слаще спалось, ей было жаль. А может, это был предлог, уж очень она уговаривала деревенскую девушку Лиду, подружку, сходить в Ачкасово, за подушкой. Перелом в военных событиях, похоронки, призыв маминого подросшего брата на фронт- всё это отвлекло внимание от Зоиной головокружительной карьеры, а потом пришла Победа.
Зоя Стефановна осталась в деревне, вышла замуж за вернувшегося фронтовика, устроилась в местную школу учительницей немецкого языка, пока её не потеснил дипломированный специалист, перешла в начальные классы и жива до сих пор. Ушлые внуки выхлопотали ей городскую квартиру, как вдове ветерана, к сожалению, не удалось получить удостоверение труженицы тыла, какое имела моя мама, ни одна женщина не согласилась быть свидетелем её мнимых успехов во имя Победы.
Не судите, да не судимы будете!
Такие женщины во времена оккупации были не редкостью.