История Агронома: Ядовитая мода

В 1987 году я окончила химический факультет института и попала работать в Госагропром. Первая запись в трудовой книжке была «агроном». Она веселит меня до сих пор. Казалось бы, казалось бы, какое отношение имеет моя специальность к земле? Здание лаборатории располагалось в ста метрах от школы, где я когда-то училась. Двухэтажное, отдельно стоящее здание в зеленой зоне, на которое мы в детстве не обращали внимания. Когда первый раз шла к нему, думала: «Попаду в какую-нибудь сельскую контору с настоящими агрономами, и прощай, моя профессия!».

Отдел, куда я попала, располагался на втором этаже. И вот тут меня ждал настоящий сюрприз. Коллектив был укомплектован действительно профессиональными химиками, а оборудование вызвало бы зависть у многих научно-исследовательских институтов. Удивление вызвало и то, чем я буду заниматься в Госагропроме на должности агронома, — ядами! Да-да, я не ошиблась, именно ими. Все сельхозпрепараты, которыми обрабатывают наши поля для борьбы с сорняками и вредителями, — это яды. В задачу нашей лаборатории, помимо иных функций, входил и контроль за соблюдением техники безопасности при работе с ними. Для этого при конторе имелись передвижные химические лаборатории — микроавтобусы, на которых мы должны были колесить по колхозам и совхозам.

В то время химический препарат для борьбы с колорадским жуком поступая из Франции. Это на редкость ядовитое вещество имело очень красивую упаковку. В комплект входили емкость — изящная двухлитровая канистра с препаратом и кожаные перчатки ярких цветов: красные, желтые, зеленые. Французы даже предназначенные для одноразового использования кожаные перчатки сделали изящными, а вставки из трикотажа позволяли им растягиваться и подходить к любым ладоням.

По инструкции, надо было надеть эти перчатки, открыть канистру, вылить ее содержимое в емкость для распыления химикатов, снять перчатки и сжечь их, а канистру утилизировать. Повторное использование перчаток и канистры было чревато постепенным отравлением организма. Для обработки больших сельскохозяйственных площадей французы разработали жестяные бачки солидного объема, которые также следовало утилизировать после использования.

Первая моя командировка на отдаленную базу сельхозхимии началась с посещения правления колхоза. Нужно было поставить в командировочном удостоверении отметку о прибытии и получить место в общежитии. Первое, что я увидела при общении с сельскими начальницами, — что все они ходили в ярких желтых, зеленых и красных кожаных французских перчатках из химкомплекта. Утром следующего дня меня ждало инспектирование базы, в частности — сверка наличия химикатов с записями в журнале расходования. В неотапливаемой конторке склада женщина в красивых зеленых перчатках поставила чайник для гостя. Воду она наливала из жестяного бачка, в котором раньше хранились химикаты. Я стал объяснять, что это небезопасно. И что перчатки также должны использоваться строго по назначению. В результате сельские жители поняли, что меня надо задобрить, чтобы я не рассказала в городе, что все комплекты разорили еще при поступлении, а бачки разобрали по хозяйствам. И, как бывало в те времена, мне преподнесли продуктовую взятку. Когда наступил момент расставания, деревенские жители принесли мне в дорогу множество продуктов, в том числе и молоко, налитое в красивую канистру… из-под французского яда. А чего, — говорят. — Мы ведь эту канистру помыли. Мои слова о ядовитости химикатов они пропустили мимо ушей. Видимо, каждый слышит то, что хочет услышать. Вот тогда я поняла, что химик — это состояние души, которое приобретается вместе с обожженными пальцами, химическими ожогами, разбитыми колбами. А также плохим самочувствием, если отравился, и постоянными мыслями, что к чему можно добавлять, чем нейтрализовать и как при этом не получить маленький взрыв в руке или вулкан в пробирке.

Я с ужасом представляла, как травят себя сельчане. А врачи через годы обнаруживают у них онкологию и выносят вердикт: «Стало быть, много курил!»