К Пасхе убиралась в избе. Мыла потолки, стены, окна. Потом решила и в комоде навести порядок. Сунулась в ящик с Мишиными вещами и гляжу – какой-то аккуратненький сверток лежит. Взяла и осторожненько развернула бумажку. А там фотографические карточки цветные. Грешным делом подумала, что порнография. Нет, одетые все. Четыре штуки. Девушки. Может, думаю, артистки какие-нибудь. Нет. Нашинские, из соседних деревень. Одна из района, я ее видела. Работает в Пенсионном фонде. Сзади на всех надписи: «Мише от Наташи», «Пусть моё фото скрасит твои армейские будни», «Я в годы учебы в техникуме», «Мишке от меня с наилучшими пожеланиями».
Девки эти – уже бабы. Три из них замужем. А которая в райцентре, разведенка с ребенком. На фотках им всем лет по девятнадцать, максимум двадцать. В настоящее время – лет под сорок, как и мне.
Посмотрела я на этих красоток, полюбовалась. Поняла, что у супруга были в молодости любовные интересы. И довольно обширные. Не однолюб. Четырех невест имел в виду. Наверное, с каждой целовался, а может быть и еще что-то делал. Если бы не было отношений, не подарили бы они ему своих изображений. Тем более с приписками. Особенно эта, про скрашивание солдатской жизни, уж больно откровенная. Ее подписала девица из районного центра. Галя ее зовут. Я, конечно, тоже не без греха. Один раз дарила свою фотку. Но Ваське, бывшему своему супругу. Только вот помню, Василий эту фоточку не прятал в бумажечке. А у этого как в банке лежат. Значит, дорожит. А, может быть, просто сунул в шкаф и забыл. Такое тоже бывает.
Мы с Михаилом поженились пять лет назад. Мой мужик Вася уехал в Москву на заработки и не вернулся. Позвонил и сообщил, что не вернется, встретил другую. Подлец. Правда, деньги на дочку высылал, пока Оксане не исполнилось восемнадцать лет. У Миши с первой женой тоже не сложилось. Надька спилась. Детей у них не было. Пришел Михаил ко мне после смерти Надежды и попросил выйти за него. Сошлись. У нас сын совместный. Зовут Валерочкой. Сейчас он в садик ходит. Муж шоферит на рейсовом автобусе. Возит народ по селам и в область. Живем хорошо.
Вечером приехал суженый. Накормила я его ужином и спросила про находку. Ухмыльнулся, сказал: «Везде вы, женщины, любите шарить. Ничего от вас не скроешь». А я ему: «А зачем скрывать, Миш? Я понимаю, было дело когда-то. Теперь все замужем. У всех семьи. Зачем хранить чужие лица. Надо их сжечь. Чего им в нашем шкафу пылиться?» А он в ответ: «Не надо ничего сжигать. Пусть хранятся. Хлеба не просят. Это память о прожитом». «Ладно, – говорю, – храни, если дороги они тебе. Тогда зачем прятать? Давай их под стекло в рамочку поместим и в горнице повесим, на стенку гвоздями прибьем. Любоваться будешь». Выругался матом и вышел на крыльцо курить.
Постоял, накурился, успокоился. Пришел и сказал: «Где они? Неси их сюда, эти фотографии». Я принесла. Стал перебирать. Улыбается. Видно, приятные воспоминания возникают у него в голове.
Потом выбрал из всех Галин снимок и начал рассказывать: «Вот эта мне больше всех дорога. Она меня от смерти спасла. Во вторую Чеченскую, в 99-м. Я только что получил письмо с этим фото. Отошел от блокпоста, чтобы почитать в одиночестве, а через несколько секунд минометный обстрел начался. Одна мина как раз угодила туда, где я должен был сидеть. Сослуживца моего, Ивана, сразу насмерть убило. А я живой остался. Ладно. Чего вспоминать. Галка все равно меня не дождалась из армии. Замуж вышла. Правильно ты предлагаешь, сжечь их надо, чтобы душу лишний раз не рвали. Утром печь будешь топить и сожги».
Поутру затопила я печку. Взяла фотки. Развернула их из бумаги. Еще раз посмотрела. Молодые все, красивые. Потом завернула опять и положила на место. Пусть лежат, хлеба не просят …
Разум победил. Если бы сожгла, может что-то сильно испортилось бы в жизни. Все-таки с помощью этого прошлого ты получила мужа.